Герой 1.
ГОД 1941
   
  Сверху басовито гудел и гудел невидимый шмель. Митька вертел головой, но никак его не мог разглядеть. Клубы пыли, поднимаемые стадом были такие большие, что солнце казалось красным. Пришлось даже платок повязать на лицо. Но помогало плохо.
  -Дядь, а дядь! - подергал он идущего по обочине красноармейца с повозкой на голове. - Чего это все гудит, а?
  -Немец гудит, - мрачно ответил боец. - Самолет ихний. 'Рама' называется.
  -А почему 'Рама'? - полюбопытствовал Митька.
  -Потому что на раму оконную похож...
  -А почему его не собьют?
  -Высоко, зараза летает... - боец сплюнул черной слюной. - Из винтовки не сшибить. А самолеты не летают наши.
  -А почему...
  -Почему, почему! - рассердился боец. - Я откудова знаю?
  И прибавил шаг, чтобы отвязаться от пацана и обогнать плетущееся стадо.
  Митька снова посмотрел в небо. И не увидел самолет, похожий на оконную рану.
  -Митька, окаянный, следи за коровами! Пеструшка опять стоит! - закричала ему мать.
  Колхозное стадо бабы и Митька гнали уже четвертый день. В селе мужиков-то не осталось. Забрали всех еще в первые дни войны. И тятьку забрали. Митька попросил, чтобы он привез сыну немецкую каску с войны. Отец улыбнулся. Но, почему-то, грустно улыбнулся. И погладил жесткой крестьянской ладонью вихры одиннадцатилетнего сына. И ушел с немцами воевать. Даже два письма написал. Что пока, мол, в запасе стоят. И все, мол, хорошо. Думает к урожаю вернется.
  Но приходило время уборки, а отца все не было. И войне конца края не было. Сводки они всем колхозом у сельсовета слушали. И сводки были 'все хужее и хужее'. Допризывная молодежь в конце июля отправилась с лопатами копать противотанковые рвы и окопы.
  А потом приехал в село уполномоченный и приказал колхозное стадо 'вакуировать'.
  Митька сначала думал, что резать будут, но потом узнал, что 'вакуация' это когда надо в соседнюю область коров перегнать.
  Дома оставили на стариков, старух и детей. Митьку вот матери не с кем оставить было. Взяла с собой.
  Вот уже четвертый день они от зари до зари шагали и шагали на восток. Вечерами доили коров и раздавали солдатам, которые шли то на запад, то на восток. Туда веселые, обратно измученные.
  Митька хвостанул хворостиной по задним ногам Пеструхи - самой ленивой коровы в стаде, норовившей то пожевать, то полежать.
  Та недовольно замычала, затрясла рогастой башкой, но Митька коров не боялся. Козы те да, бодливые. А корова что...
  Дорога тихонечко пошла под уклон. Митька понял, что скоро переправа. А там, за рекой, уже другая область. Пришли, можно сказать.
  Внезапно стадо стало останавливаться. Впереди кто-то закричал, заругался. Митька, любопытный как все мальчишки, помчался вперед, посмотреть - что там случилось.
  И увидел самого настоящего танкиста. В шлеме танкистском. Шлем - это была тайная мечта Митьки. Впрочем, наверное, пацанов всей страны.
  Правда, танка не было. А был мотоцикл с коляской.
  Танкист ругался с матерью:
  -Убирай свой мясокомбинат с дороги! Сейчас танки пойдут!
  -Да куда ж я уберу-то, мы, сейчас спустимся да переправимся, делов-то...
  А убирать, и впрямь было некуда. С правой стороны стал шириться овраг, с левой - колосилось пшеничное поле. Крестьянка даже подумать не могла о том, чтобы загнать коров на пшеницу.
  -Убирай, свое стадо, кому говорю! - танкист вдруг перешел на визг. Его аж затрясло от злости, а на носу выросла капелька пота. - У меня же приказ!
  -Да подождут твои танки! - топнула ногой мать.
  Вдруг танкист, трясущимися руками, выдернул из кобуры наган.
  Митька испугался, что он сейчас убьет мать, но танкист вдруг вставил наган в ухо ближайшей корове и выстрелил.
  Зорька удивленно мукнула, а потом упала на передние ноги, подогнув колени, после чего упала на бок и стала дергать ногами.
  Мать завизжала, схватившись за щеки, а потом отскочила в сторону. Танкист же выхватил из мотоциклетной коляски автомат и дал несколько очередей в воздух.
  Коровы, хотя и привыкли к суматохе нескольких дней, но стрельбы испугались и бросились в разные стороны. Большинство в поле. А две, в том числе и Пеструшка, упали в овраг. И закричали. Ни разу не слышали, как кричат коровы, когда им больно?
  Митька и бабы забегали, лупя коров хворостинами и пытаясь согнать их в кучу.
  А из-за поворота показался первый танк. Мотоциклист бросил автомат в коляску, прыгнул в седло и помчался вперед.
  Митька ни разу не видел настоящих танков. Только в кино. Поэтому даже встал, как вкопанный и разинул рот.
  Грозные машины выскакивали одна за другой. Гремя моторами, скрипя какими-то танковыми суставами, лязгая гусеницами. Митька насчитал целых семь штук.
  И перемешивали Зорьку с пылью, разбрызгивая кровавые ошметки из-под гусениц. Крестьянский мальчик привык к крови - чай, не одной курице отец башки рубил и не одну свинью свежевал. Но сейчас, почему-то, Митьке стало плохо. Он отбежал в сторону, пытаясь глотнуть чистого воздуха, не перемешенного с пылью и гарью.
  Отбежал и споткнулся, сунувшись лицом в колючую пшеницу.
  Наверное, это его и спасло.
  Потому как первая бомба упала совсем рядом. Земля подпрыгнула вместе с мальчиком. Что-то засвистело рядом. А потом завыло, загрохотало, затрещало.
  Митька даже не пытался посмотреть, что происходит. Он обхватил голову руками и орал:
  -Мама! Мама! Мамочка!
  Противно пахло кислым. И сладким. Будто парным мясом.
  А потом все закончилось. В небе еще что-то повыло, а потом и вой сошел на нет.
  Митька осторожно приподнялся. Где-то кричали и стонали, но все звуки прорывались словно через вату. Мальчик встал на четвереньки, мотая гудящей головой. А потом встал во весь рост.
  Пшеница горела. Горели все семь танков - с сорванными башнями, перевернутые набок. Рядом с танками горела земля. Черно-багровый дым поднимался к белому небу августа.
  Все было изрыто воронками - то там-то тут белели и чернели порванные туши коров и изломанные тела людей.
  Митька побежал, глотая слезы, искать мать. Он подбегал к одному телу, к другому, к третьему...
  Матери не было. Нигде не было.
  Он отчаянно оглянулся, ища помощи, но никто из выживших не обращал на него внимания. Какие-то люди бродили туда-сюда, екоторые вставали и снова падали. Вдруг из черного дыма, шатаясь как пьяный, вышел тот танкист, застреливший Зорьку. Он был без шлема, без мотоцикла, без автомата. Из носа и ушей стекала кровь. Он подошел к Митьке. Пацан вздрогнул - зрачки у танкиста были широкие-широкие.
  -Видал, - хрипло засмеялся танкист. - В строю лежат советские танкисты. Вот так и щелкают и щелкают сверху. Как на полигоне...
  А потом он сел обхватил голову, замычал и стал качаться из стороны в сторону. Это его мычание было еще страшнее, чем безумные глаза.
  Митька не выдержал и побежал от танкиста и опять закричал:
  -Мама! Мамаааа!
  И споткнулся об нее.
  Мать лежала на спине. И смотрела в небо. Он затряс ее за плечи, закричал еще громче, рыдая и всхлипывая.
  Мама не отзывалась.
  Он вцепился ей в холодеющую руку и продолжал кричать, звать ее.
  А потом что-то вдруг щелкнуло внутри и сердце вымерзло. Он встал и пошел к танкисту.
  -Дядя, помогите маму похоронить!
  Танкист поднял голову:
  -Похоронить, да. Всех нас надо хоронить. Всех!
  Потом вытащил наган. Митька отпрыгнул. Танкист быстрым движением приставил дуло к виску и выстрелил. Тело его мешком свалилось под придорожную березу.
  А потом Митька хоронил маму.
  Он долго тащил ее за ноги к ближайшей воронке, из которой вился синенький дымок. Потом еще дольше пытался устроить ее на дне, чтобы маме было удобнее лежать. Но никак не получалось. Воронка - это ж не могила. Тогда он, упыхтевшись, положил ее набок и свернул калачиком. Митька сам любил калачиком спать. Маме должно понравится.
  А потом, до самого вечера, закидывал воронку землей. Сначала руками. Затем, набирая землю в рубашку.
  Постепенно затихли стоны людей и коров. По дороге вновь стали идти красноармейцы и беженцы, снова заездили машины. Никто не обращал внимания на мальчишку, засыпающего воронку от стакилограммовой бомбы. У всех были свои беды, свое горе...
  Вдруг из толпы людей к Митьке подошли пятеро красноармейцев с командиром.
  -Кого хоронишь?
  -Мать... - еле слышно ответил Митька, растирая грязь по потному лицу.
  Бойцы, без команды, сняли вещмешки и винтовки, взялись за лопатки. Работа пошла сноровистей. Они оформили холмик, а потом, похлопав парня и протянув ему пол-краюхи хлеба, отправились по своим военным делам.
  А когда он закончил - спустился к переправе и уселся у обрывистого берега.
  Совершенно бездумно, он жевал хлеб, не чувствуя вкуса. Потом запил водой из реки.
  А потом провалился в черный омут сна.
  Проснулся с первыми лучами солнца. Долго смотрел на суету переправы. И пошел домой. Вдоль дороги, навстречу толпам беженцев.
  В полдень присел отдохнуть, вдыхая одуряющие запахи чабреца и ромашки.
  Война. Немцы напали. Митька лежал и думал. Чего это они немцы Советскому Союзу войну объявили. Сорванный пучок дикого щавеля, лежал рядом.
  И тут увидел их.
  Немцев.
  Он испуганно глядел на приближающихся с оружием солдат.
  Они были уже так близко, что можно было разглядеть осунувшиеся небритые лица. Немцы шагали, горланя свои песни. А беженцы разбегались в разные стороны. Немцы на них внимания не обращали, просто шли дальше.
  -Карош малчик, - склонился над Митькой солдат в сером мундире, потрепал его по щеке. Митька резко отдернув голову, посмотрел на немца, глазами затравленной собаки. Улыбающееся лицо с голубыми глазами.
  -Шакалад ешь мальчик - немец вытащил что-то в блестящей обертке и сунул в руку оторопевшему мальчишке.
  Немец еще шире улыбнулся ему и зашагал дальше. В сторону переправы.
  А Митька со всех ног бросился в сторону леса. Уже там, в кустах споткнулся и упал, ткнувшись головой во что-то мягкое.
  -Уй, блин! - воскликнуло мягкое.
  Митька приподнял голову. Перед ним, морщась и держась за живот стоял красноармеец с винтовкой на плече.
  -Ты чего носишься, как угорелый?
  -Так немцы же! - воскликнул Митька
  -Вижу... Откуда, парень?
  -С Мурилихи, коров вакуировали. А у реки под бомбежку попали. Всех поубивало. Я вот остался. Мамку схоронил... - И Митька снова скривился, собираясь зареветь.
  Красноармеец тоже поморщился.
  -Война, сучье семя... Идешь-то куда?
  -Домой...
  -Дома-то кто есть?
  -Никого... Тятьку в армию забрали...
  Красноармеец кивнул. А потом добавил:
  -Ничего... Мы еще вернемся. И за мамку твою отомстим. Веришь?
  Митька кивнул.
  -Беги домой...
  -А вы?
  -А я еще повоюю немного... Беги давай!